Предлагаю здесь размещать любимые стихи.
Ну-ссс, начнём!
***
В. Брюсов.
Прощаю все, — и то, что ты лгала мне
Губами алыми, дарами долгих ласк,
Что вместо хлеба мне давала камни,
Что на руках цепей я слышал лязг;
И то, что мной целованное тело
Бросала ты лобзаниям других,
И то, что сделать лживым ты хотела
Мой праведный, мой богомольный стих!
Прощаю все, — за то, что были алы
Твои, всечасно лгавшие, уста,
Что жгли меня твоих грудей овалы,
Что есть в твоем лице одна черта;
Еще за то, что ласковым названьем
Ты нежила меня в час темноты;
За то, что всем томленьям, всем страданьям
Меня обречь умела только ты!
***
К.Симонов
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
***
К. Симонов.
Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь!—
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не спутал с прежними словами,
Ты вдруг сказала мне «люблю»
Почти спокойными губами.
Такой я раньше не видал
Тебя, до этих слов разлуки:
Люблю, люблю... ночной вокзал,
Холодные от горя руки.
***
Предчувствие любви страшнее
Самой любви. Любовь - как бой,
Глаз на глаз ты сошелся с нею.
Ждать нечего, она с тобой.
Предчувствие любви - как шторм,
Уже чуть-чуть влажнеют руки,
Но тишина еще, и звуки
Рояля слышны из-за штор.
А на барометре к чертям
Все вниз летит, летит давленье,
И в страхе светопреставленья
Уж поздно жаться к берегам.
Нет, хуже. Это как окоп,
Ты, сидя, ждешь свистка в атаку,
А там, за полверсты, там знака
Тот тоже ждет, чтоб пулю в лоб...
***
М. Носачева
Дорогое лекарство — нежность:
Принимать каждый день по капле,
добавлять по чуть-чуть во фразы
перед каждым приёмом речи.
Очень хрупкая упаковка,
очень маленький срок хранения.
Только — в тёплом и светлом месте!
Только в любящем чьём-то сердце…
Показания к применению:
одиночество, боль, обида,
ядовитая злая горечь,
острый приступ мизантропии.
Дорогое лекарство нежность
аллергии не вызывает.
Только с фальшью несовместимо
дорогое лекарство нежность.
Дорогое лекарство — нежность.
До чего ж мы с тобой богаты,
если можем себе позволить
дорогое лекарство: НЕЖНОСТЬ!
молодец! поддержу.
Теперь тебе не до стихов,
О слово Русское, родное!
Созрела жатва, жнец готов,
Настало время не земное…
Ложь воплотилася в булат;
Каким-то Божьим попущеньем
Не целый мир, а целый ад
Тебе грозит ниспроверженьем…
Все́ богохульные умы,
Все́ богомерзкие народы
Со дна восстали царства тьмы
Во имя правды и свободы!
Тебе они готовят плен,
Тебе куют порабощенье, —
Ты — лучших, будущих време́н
Глагол, и жизнь, и просвещенье!
О, будь же в роковой борьбе
Победы нашей ты залогом,
Будь верно самому себе, —
И оправдайся перед Богом.
Тютчев Ф.И.
*** Я в храм пришел... ***
Я в храм пришёл — не жаловаться, нет,
А чтобы к Богу... стать немного ближе.
Я бомж... и, ясно, не во фрак одет...
Но ведь не Богом я — людьми унижен!
Я всё своё теперь ношу с собой:
Мой быт тяжёл, но так легка дорога!
Хоть потолок дырявый надо мной,
А мне и места надо-то немного...
Я деньги дал на толстую свечу,
Спросил послушника, куда её поставить...
Что мне ответил он — я лучше промолчу...
Не он ведь в храме службу будет править!
Священник с дьяконом запели "Отче наш..."
И люд вокруг поспешно закрестился.
Меня же служка "взял на карандаш"
И под дождём я снова очутился...
Сижу на улице у храмовых ворот,
Со мной такой же рядом бедолага...
А дождь, как из пожарных шлангов льёт,
Так жалко стало мне его беднягу!
Накрыл его своим я пиджаком,
Пожаловался: "Что ж это такое,
Из храма гонят нищего пинком...
Скажи, где ж их сознание святое?!"
Он тихо слушал, опустив глаза,
Но в них мелькнуло что-то неземное...
А по щеке то ль капля, то ль слеза...
Он до меня дотронулся рукою:
"Прости, что не ответил на вопрос,
Заслушался, как звонница рыдает...
Мне тоже в храме места не нашлось,
Хотя меня там... Богом называют..."
Артур Наумов
Не лги, что павшая страна
Была обитель зла и фальши.
Я помню эти времена
Я помню всё, как было раньше.
Там волчьей не было грызни,
Там люди верили друг другу,
И вместо:"Слабого толкни"
Всегда протягивали руку.
Там секс не лез вперёд любви,
Там братство было просто братством,
И не учили по TV
Вседозволяемому блядству.
Там вор, бандит, подлец и мразь
Страшились сильного закона,
И не бывала отродясь
Фемида в рабстве у Мамоны.
Я помню эти времена
Я помню всё, и не забуду.
Не лги, что павшая страна
Была обитель зла, иуда.
Юрий Левитанский
Каждый выбирает для себя
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже - как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
«Песня о буревестнике» Максим Горький
Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный.
То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы.
В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.
Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
И гагары тоже стонут, — им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.
Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах... Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!
Всё мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому.
Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утёсы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.
Буревестник с криком реет, чёрной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.
Вот он носится, как демон, — гордый, чёрный демон бури, — и смеётся, и рыдает... Он над тучами смеётся, он от радости рыдает!
В гневе грома, — чуткий демон, — он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, — нет, не скроют!
Ветер воет... Гром грохочет...
Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.
— Буря! Скоро грянет буря!
Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..
а мне кажется, что такими словами, которыми ты сама выражаешь свою радость - намного приятней, чем пустая "кнопка" - спасибо
(:
О, если небеса, чья совесть крепко спит,
Дают богатство в дом забывшего про стыд,
А праведнику в долг – засохшую лепешку,
— Мне жаль, что мой плевок до них не долетит
Есть много вер, и все они несхожи...
Что значит - ересь, грех, ислам?
Любовь к Тебе я выбрал, Боже,
Все прочее - ничтожный хлам.
Ты безнадежного больного исцелишь,
Ты в самый горький час печали утолишь.
Пока я про одну поведаю занозу,
Ты двести тысяч их из сердца удалишь.
(Омар Хайям)
В. Высоцкий.
За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги.
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги.
Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара без струны,
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.
Мне нельзя на волю, не имею права,
Можно лишь от двери до стены,
Мне нельзя налево, мне нельзя направо,
Можно только неба кусок, можно только сны.
Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут,
Кто меня там встретит, как меня обнимут,
И какие песни мне споют.
Кто меня там встретит, как меня обнимут,
И какие песни мне споют.
Вообще-то это песня, и она мне очень нравится.
М.Ю. Лермонтов.
скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!
Любить... но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно...
Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка...
В рамках поэзии представляю - порошки.
Порошок — четверостишие, написанное усечённым четырехстопным ямбом.
Количество слогов по строкам: 9/8/9/2.
Вторая и четвертая строки рифмуются.
Используются только строчные буквы и пробелы.
Знаки препинания допускаются в исключительных случаях.
Например:
[a href="https://sosnogorsk.ru/redirect.php?http://poroshokuhodi.ru/archive/all.php" target="_blank"]собрание сочинений[/a]
Молитва
У матерей святая должность в мире -
Молиться за дарованных детей.
И день и ночь в невидимом эфире
Звучат молитвы наших матерей.
Одна умолкнет, вторит ей другая.
Ночь сменит день, и вновь наступит ночь.
Но матерей молитвы не смолкают
За дорогого сына или дочь.
Господь молитвам матерей внимает,
Он любит их сильней, чем любим мы.
Мать никогда молиться не устанет
О детях, что еще не спасены
Всему есть время, но пока мы живы,
Должны молиться, к Богу вопиять.
В молитве скрыта неземная сила,
Когда их со слезами шепчет мать.
Как тихо. Во дворе умолкли птицы,
Давно уже отправились все спать.
Перед окном склонилась помолиться
Моя родная любящая мать.
Отсюда видно далеко-далеко.
Горизонт —
почти невесом.
Как Ангел-хранитель солдат Алеша
Над Пловдивом
вознесен...
Алеша, явно ошибся скульптор,
Его твой облик стеснял.
Наверно, он знал о тебе слишком cкудно,
А может, вообще не знал.
Ты выглядишь этакой глыбой сонной,
Которой нужны слова.
Ты хмурый в камне.
А был ты веселым!
И от речей
уставал...
Туман упадет легко и белесо
На неподвижный лес...
Сейчас я старше тебя, Алеша,
Почти что на десять лет.
Это я просто родился позже,
А так — достаточно смел.
Я многое видел,
ты видел больше:
Ты видел однажды смерть...
Мертвых не принято зря тревожить,
Не надо. Уйди. Откажись...
Спросить бы проще: «Как смерть, Алеша?»
Я спрашиваю: «Как жизнь?»
Вопрос мой пусть не покажется странным,
Мне это надо решить:
Той ли жизнью живу, за которую
Ты перестал жить?
Верь.
Это мой постоянный экзамен!
Я все время сдаю его.
Твоими безжизненными глазами
Смотрю на себя самого.
И этот взгляд никуда не денешь —
Он в каждом идущем дне...
Мне за две жизни думать и делать!
Два сердца бьются во мне!
Не струшу, что бы мне не грозило, —
мне в душу смотрит солдат!
Алеша,
Я уезжаю в Россию.
Что маме твоей передать?
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,--
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо...
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? —
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.--
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей...
1943, Муса Джалиль: "ВАРВАРСТВО"